andrey kostyuk
андрей костюк

09/09/1998 — санкт-петербург, россия — студень — pyrokinesis

✖ ✖ ✖ ✖ ✖ ✖ ✖ ✖ ✖ ✖ ✖
андрей ухмыляется, наглаживая обкусанными пальцами изящный гитарный гриф. звонкие струны покорно стонут в его руках, и стоны эти становятся музыкой для ушей скромной публики. его верх: сцена душного бара на первом этаже аварийного здания в самом центре санкт-петербурга – соли и смеси вместо оплаты труда. он и не заметит подмены, когда пальцы будут скользить по бархатной девичьей коже вместо гладкого красного дерева; не разберёт разницы между томными вздохами анны и надрывным мотивом очередной песни в её честь.

он живёт ради этих моментов: от одной долгой ночи к другой, от одной вечеринки до следующей. всё, что происходит при свете дня не увлекает, не радует, и в памяти остаётся лишь мыльным воспоминанием.

трёшка родителей в величественном здании сталинской застройки с высокими потолками, толстыми стенами и жуткими щелями в оконных рамах. здесь андрей смотрел жуткие советские мультики, глотал слёзы над чёрно-белыми клавишами маминого расстроенного пианино, гонял из комнаты в комнату самого верного пса по кличке рекс. тремя этажами ниже его лупили скинхеды – в соседнем квартале отбирали деньги широкоплечие старшеклассники. и будто бы ничего не меняется даже годы спустя: отец по-прежнему смотрит вечерний выпуск новостей каждый день, ровно в восемь часов; мама готовит самый вкусный на свете крабовый салат. комнату андрея теперь занимает только витёк – младший брат – да и он всё мечтает уехать. андрей не слишком-то любит возвращаться домой, до сих пор неуверенно ёжится у парадной, да проверяет, не пахнет ли от него сигаретами. ему кажется, что он давно вырос, но здесь чувствует лишь подростковую неуверенность, да фантомные боли в рёбрах – скины знали, куда бить побольнее.

университет – старое здание с длинными холодными коридорами, высокими книжными шкафами и обшарпанным паркетом. казалось бы, главный университет города – а толку. седовласые преподаватели, консервативное руководство. андрею везёт – он из тех «талантливых» ребят, которым хватает минимальных усилий и хорошо подвешенного языка, чтобы закрывать сессию за сессией с неплохим результатом. ещё он хорошо знает историю, а ничего кроме истории даже самые прогрессивные преподаватели его факультета, кажется, и не любят. факультет политологии насквозь пропитан внутренней университетской политикой, но к ней андрей не питает никакого интереса: ему бы тихонько закончить, диплом получить, да уехать. то ли в москву, то ли ещё куда – место найдётся, лишь бы получить родительское благословение вкупе с их же финансовой поддержкой.

анна. периодически она встречается ему и в стенах университета: что иронично, анна – историк. видеть её при свете дня отчего-то совсем не так восхитительно. нелепые очки в тонкой оправе, отвратительно болтливые подружки, потрёпанный грязный рюкзак. иногда она бывает почти что ему отвратительна, но слушать её мягкий голос и удивительные истории можно часами, а о большем андрею не хочется и просить. она всегда рядом, когда ему нужно; она всегда где-то, когда хочется побыть одному. она стонет, как последняя шлюха (андрей никогда не снимал шлюх на самом деле, но если бы снял, уверен, что услышал бы знакомые тональности), когда они остаются одни, и искренне жаждет его внимания. что-то заставляет его поверить в то, что настоящая любовь, о которой пишут великие, носит её угловатое лицо. андрей надевает кольцо ей на безымянный палец и чувствует себя очень взрослым.

ему и не хочется поначалу никуда ехать: это ведь целый год – но правда о том, что на год всё равно нет и не было никаких других планов, режет глаз. родители в один голос говорят о том, что если «зацепится» – сумеет построить счастливое будущее; и даже анна осторожно заикается о том, что свадьба точно может подождать ради такого повода. андрею же уезжать просто-напросто страшно: в своей застойной реальности он несчастен, но уверен более чем на сотню процентов. очень удобно жить и знать, что мама всегда рада встретить вкусным салатом; что вечером в маленьком баре нальют хороший виски; что алексей семёнович поворчит, но примет его эссе, на коленке написанное в три часа ночи в наркотическом угаре.

лос-анджелес – это пиздец, а не город.

хотя, город не имеет ничего общего с тем, как погано андрею становится. все эти совокупления с визой, огромные траты на всё – от жилья и до перелётов – только ради того, чтобы по прибытию мгновенно столкнуться собственными демонами во всей красе. андрей всегда проверяет комфорку плиты трижды; выключает, а затем снова включает и выключает свет, прежде чем покидает тесную комнату общежития; никуда не выходит из дома без массивных наушников и толстой тетради, быстро обретая репутацию «того самого угрюмого русского».

впрочем, довольно быстро андрей обретает в новой жизни прежнюю стабильность. вновь его раздражают родители в редких созвонах по скайпу; опять засыпает под мягкий голос анны, что, только проснувшись, рассказывает ему о своих приключениях в широких университетских коридорах. вечерами пальцы снова привычно и нежно обхватывают гитарный гриф, а струны покорно отзываются мелодиями новых песен о ком-то опасно близком, но, в то же время, невыносимо далёком.

он снова живёт ради этих моментов: от одной долгой ночи к другой, от одной вечеринки до следующей. всё, что происходит при свете дня не увлекает, не радует, и в памяти остаётся лишь мыльным воспоминанием.

вечерами он видится с серафимом. и всё, что происходит меж этими встречами, меркнет само собой.