MIGUEL ÁNGEL ORTEGA VERA
▪ ▪ ▪ ▪ ▪
ПОЛНОЕ ИМЯ « |
| » ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ |
LITTLE DO YOU KNOW
▪ ▪ ▪ ▪ ▪
dios, eres un tipo especial de estúpido
— miguel ángel ortega vera, ¡ven aca, te voy a dar algo para que llores de a de veras!
когда мигель в очередной раз возвращается домой в драной футболке, с красным лицом и большим фингалом под глазом, к нему едва ли проявляют хоть каплю сочувствия. папе непросто – он зарабатывает деньги на то, чтобы прокормить всю семью. маме непросто – она ухаживает за четырьмя детьми и престарелой матерью. об остальных домочадцах не идёт и речи. в конце-концов, мигель – единственный мужчина в семье, после отца, и он должен быть сильным, смелым, желательно, молчаливым, и, ещё более желательно, неподвижным. обидно, что ожидания семьи оправдать не выходит – школа ставит свои критерии выживания, и мигель даёт себе обещание пробиться.
в школе нельзя быть тихим, скромным, неподвижным – здесь другие правила. здесь нет и матери с длинными руками и тяжёлыми тапками, которые обязательно попадут в тебя в случае непослушания: есть только ленивые учителя и другие ребята. разные, но в большинстве своём светленькие, веснушчатые, с кашей во рту и желанием сплотиться против кого-то, кто от них хоть немного отличается. мигеля отличают густые тёмные брови, галстуки в цветочек и сильный испанский акцент. это потом он станет смотреть свысока на своих обидчиков, когда они впервые столкнутся с буквой ñ, и не смогут с первого раза прочитать «naranja», а пока что его рррезкие «ррр», четыре составляющие в имени и недостаточный словарный запас превращают его в изгоя.
хорошие новости в том, что всё, что нельзя решить словами – можно решить кулаками. мигель буквально выбивает себе место под солнцем в средней школе – пинает, толкает и душит каждого, кто косо смотрит в его сторону. и это работает – его присутствия сначала начинают страшиться, потом с ним мирятся, а затем, когда все хлипкие мальчики наконец начинают превращаться в мужчин, а приличные девочки отмечают кинсеньеру, он начинает обретать определённую популярность. стоит отметить, что примерно в тот же период он избавляется от материнского влияния на его гардероб – яркие рубашки и забавные галстуки явно не способствуют репутации крутого парня.
да, теперь мигель ортега – крутой парень.
— ¿y si juan se avienta por la ventana tú también te avientas?
— ¿te puedes tranquilizar, por favor?
только дома на него кричат уже не две, а пять женщин – разными голосами, и каждая по своей причине. потому что abuela очень расстроена тем, что он до сих пор не привёл в дом очаровательную невесту; мама кидает ему в лицо его же не выстиранные носки; старшая сестра софия считает, что он спёр её заначку, а малышки виолета и валентина требуют брата на качели. тем не менее, ощущение собственной крутости не теряется, поэтому он позволяет себе запирать замок на двери собственной комнаты [отвоёванного тесного чердака], грубить матери с сестрой и сбегать из дома ночами, чтобы пить дешёвое пиво в компании таких же «крутых парней», как и он сам.
мигель не жалеет о том, что становится разочарованием для родных. отчасти он до сих пор на них обижен – он не просил такой жизни. не просил родителей срываться с испанского побережья в вечно пасмурную британию, не просил тащить за собой сумасшедшую бабку и рожать ещё два лишних рта. да, вероятно, он – позор семьи. да, наверное, им не стоило называть его святым именем. в какой-то момент пропасть между ними становится такой широкой, что родные не знают о мигеле ничего: он не отчитывается перед ними, когда куда-то уходит, и не сообщает о том, как прошёл его день. только кричит. на бабушку, мать, сестёр и даже отца – за что однажды получает по лицу.
как только он еле-еле заканчивает школу, положив на последние пару лет подготовки к колледжу [потому что, будем честными, ну какой там колледж?] – пакует чемоданы.
— hola amigo, ¿cómo me veo?
— говори нормально, пожалуйста, yo no hablo español.
мигель снимает комнату на пару со своим лучшим другом, постит полуголые фото в инстаграм и дублирует их на тамблер, а вечерами потряхивает шейкером за барной стойкой дешёвенького ночного клуба. он практически не говорит по-испански – разве что, когда видит, что акцент и пара нелепых слов принесут ему дополнительные пять баксов на чай. раньше он и представить не мог, что с девушками творит бархатный шёпот «oh, un peine muy bonita, de acero, piedra, madera», но работа в баре определённо раскрыла новые перспективы торговли собой. в первый год самостоятельной жизни все достижения мигеля сошлись на первом приводе в отделение, знакомстве с богатым и влиятельным мужчиной™ и втором приводе в отделение, выйти из которого без помощи богатого и влиятельного мужчины™ уже не вышло бы.
впрочем, на ошибках принято учиться, и теперь юноша отлично знает себе цену. не успевает вытрясти у своего первого papi ничего дороже браслета cartier, но уже считает это хорошей площадкой для старта. впрочем, продавать подарок не хочет, а потому продолжает работать в клубе. постить полуголые фото. нажираться в хлам и устраивать пьяные дебоши по выходным. мигель даже пытается примириться с сёстрами – софия по-прежнему держится волком и причитает о бедной несчастной матери, а вот виолета с валентиной с радостью заглядывают к брату в гости и отчаянно влюбляются в его друзей. и, кажется, он нашёл свой способ обыграть эту жизнь, взломать симуляцию, использовать чит милого личика и шести точёных кубиков пресса. и он, вроде как, всё ещё крутой.
только тёмными ночами по вискам до сих пор отчаянно бьёт крик матери. он заставляет вскакивать с кровати в холодном поту и состоянии абсолютной паники.
этим неприятным голосом с ним разговаривает тупая детская обида.
а мигель не горит желанием идти на диалог.
LAST BUT NOT LEAST
▪ ▪ ▪ ▪ ▪
Крепкие объятия выбивают весь воздух из лёгких. В одно мгновение резкий вдох, секундная пауза – в глазах темнеет. И вот Джун уже не видит и не ощущает вокруг себя ничего, кроме Лейна. Его ладоней на пояснице. Его горячего, сбитого дыхания на шее. И больше ей ничего не нужно для того, чтобы отломить к чертям очередной предохранитель изнутри, и расслабиться. Держать всё в себе более не выходит: слёзы сами льются наружу рекой, и девушка содрогается всем телом, некрасиво всхлипывая прямо Лейну на ухо.
Она так устала быть сильной.
Устала убеждать себя в том, что необходимо верить в лучшее и смотреть на жизнь позитивно.
Устала в одиночку бороться со своими демонами.
Устала сопротивляться чувствам и игнорировать тянущее одиночество.Как и подобает любой истерике, эта – движется по нарастающей. Снежным комом собирает все самые тёмные мысли из самых дальних уголков сознания, заставляя вздрагивать, повиснув на родном плече и омывая его слезами. Джун всегда знала, что за собственное счастье придётся платить, но и не подозревала раньше, насколько высокой будет цена. Она не сомневается в том, что всё делает правильно, отпуская Лейну все его несуществующие грехи и раскрывая чистую страницу в их отношениях, но это не избавляет от боли. Так будет лучше. Быть может, не сразу. Быть может, не ей.
Голос Лейна звучит слишком ясно с учётом того, как тихо он говорит – просто на нём сфокусировано всё её сознание. С него начинается и на нём заканчивается весь её мир здесь и сейчас. И всё, что Джун может – кивать.
Она слушает, и она слышит, но не позволяет себе ответить.
Потому что единственное, что навязчивой мыслью крутится в голове и на языке: Я люблю тебя. Я так сильно тебя люблю.
Однако, впервые, от этих слов им обоим может стать только хуже.Джун страшно разрывать эти объятия, потому что она знает, что впереди больше нет тумана неопределённости. Их отношения больше не «на паузе» – теперь всё запредельно ясно, и с этим им обоим нужно учиться жить. Ей страшно думать о том, что никто и никогда больше не сумеет вызвать в ней столько чувств. Ей страшно представить себя одинокой и несчастной, сожалеющей о том, что не имеет обратного эффекта. Ей страшно возвращаться в душный зал, размазывая по щекам месиво из слёз и дорогой косметики и слышать с десяток вопросов в свою сторону. Ей страшно снова сорваться и пуститься во все тяжкие, и потерять весь прогресс, приобретённый с годами. Джун страшно, но отступать уже некуда: остаётся лишь двигаться вперёд, с надеждой на лучшее будущее.
Хотя, разве что-то может быть лучше их общего прошлого?
Мягко, но настойчиво отпрянув от Лейна, Джун делает полшага назад. И эти полшага образуют тот самый «дружественный» барьер, переступать который теперь нельзя. На душе абсолютно гадко, сердце гнетут так и не высказанные в последний раз слова, но барьер возведён – точка невозврата пройдена. Шаткий глубокий вдох, медленный выдох. Тонкие пальцы отлепляют синтетические пряди от мокрых щек. Она смотрит на Лейна и обещает себе, что так – в последний раз. Её глаза должны сказать всё и без всяких слов.
— Спасибо, что согласился поговорить. Для меня это очень важно, — грустно улыбается и шмыгает заложенным распухшим носом. Должно быть, она выглядит катастрофично, но ещё никогда ей трезвой не было настолько плевать на внешний вид, — Я, пожалуй, ещё немного побуду здесь. Подышу свежим воздухом.
Ей нужно подумать. Побыть наедине с собой.
— Возвращайся в зал, Лейн. Побудь с именинником. Скоро вынесут торт.
А, может, и выкурить пару сигарет.
