AIDAN LENNOX CLARCKE
▪ ▪ ▪ ▪ ▪
ЭЙДАН ЛЕННОКС КЛАРК « |
| » ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ |
LITTLE DO YOU KNOW
▪ ▪ ▪ ▪ ▪
how does he seem both anxious and a hint narcissistic at the same time ©
когда красивая женщина в блестящем платье вешает на шею эйдана его первую медаль, он улыбается во весь рот и ищет взглядом свою семью, чтобы помахать им для фотографии. он знает, что мама уже достала фотоаппарат, чтобы запечатлеть его успех. она привела его в балетную студию всего пару лет назад, вместе с младшей сестрой, потому что тогда они всё делали только вместе. эмма тогда стала центром внимания всей группы, включая преподавателя, потому что у неё была огромная пачка, а эйдан умудрился подскользнуться и разбить колено. спустя ещё два занятия эмме стало скучно, а эйдан просто не захотел уходить вслед за ней. этот момент стал переломным в их отношениях – тогда разница в темпераменте и интересах стала очевидной; впрочем, кризис длился до первого мультика, а вот решение перестать везде ходить вместе даёт свои плоды и по сей день.
на фотографии со своего первого выигранного конкурса семилетний эйдан всё так же широко улыбается, но смотрит в совершенно противоположную от материнского объектива сторону: в куче огоньков и вспышек разглядеть свою семью ему так и не удалось.
эйдану нравится фотографироваться: то ли это заслуга матери, с раннего детства приучившей его жить под прицелом объектива; то ли глубоко затаившаяся подсознательная любовь к себе. ещё больше, впрочем, ему нравится перебирать старые альбомы и вспоминать все эмоции, что стоят за каждой фотографией.
у него есть свой собственный огромный, тяжёлый альбом, что подписан его именем и стоит рядом с альбомом сестры по центру маминой коллекции. первая фотография этого альбома классическая: он на руках у счастливой мамы – только вот не в большом конверте для новорожденных, а в зимнем комбинезоне и шапке с помпоном, и не на ступенях роддома, а на ступенях дома ребёнка. от него никогда и не пытались скрыть, что он приёмный (легко ли скрыть этот факт двум белым родителям от ребёнка-азиата?), а сам эйдан никогда не горел желанием выяснить происхождение своих биологических родителей. он – часть семьи кларк, и не было ни одного дня, ни одного события, ни одного неосторожного слова, что заставили бы его в этом усомниться.
между первой и последней фотографией того фотоальбома – вся его жизнь. семейные путешествия, домик на дереве у бабушкиного дома, первый день в начальной, средней и старшей школах, дни рождения со второго по восемнадцатый, костюмы на хеллоуин и всё первое, что мама только успевала запечатлеть – от первого питомца, морской свинки по кличке аврора в честь любимой принцессы, до первого отдельного от родителей жилища, тесной студии в двух шагах от университета. нет фотографий, разве что, первой любви, первого поцелуя, первых отношений. эйдан всегда шутит, что фотографировать было нечего – иначе мама всё равно нашла бы способ всё запечатлеть. пока что, последнее фото альбома – мартовский день рождения эммы. впрочем, впереди ещё много страниц, и эйдан не сомневается, что все они будут заполнены моментами вплоть до последней.
эйдану, как и любому другому подростку, пересмотревшему сериалов и перечитавшему фанфиков (а кто безгрешен?) кажется, что вся его жизнь ещё не началась: она где-то там, вот-вот, впереди. он не придаёт особого значения всему тому, что происходило в школьные годы – был слишком занят учёбой, слишком одурманен синдромом отличника. слегка застенчивый, не очень разговорчивый – за столько лет в стенах школы он даже не сумел найти себе настоящих друзей, болтаясь от компании к компании, не находя себе места нигде, кроме танцевальной студии. лучшая подруга – всегда сестра. партнёрша на выпускной – партнёрша по танцам. он не изгой, но он ни с кем не дружит. он не несчастен, но не может назвать себя и счастливым. будто бы вся жизнь замирает и уходит в спящий режим, а приходит в движение вновь лишь тогда, когда он оказывается в студии.
почти десять лет балета: с пяти до четырнадцати – показательные выступления, постановки, конкурсы. выверенные движения, великолепная растяжка, строгий счёт – эйдан ещё не знает о том, что в танце есть место импровизации. только правильная осанка и высоко поднятый подбородок. он уходит из балета лишь потому, что не собирается выступать в театре, а больше не видит, чему можно учиться. череда направлений – чечётка, зумба, хип-хоп, степ – эйдан пробует всё, кроме, разве что, танцев на шесте и стрип-пластики. он посещает самые известные мастер-классы, записывается в студии, в которых преподают лучшие танцоры, которых только можно найти во всём лидсе. грезит о том, чтобы однажды уехать в лос-анджелес, но понимает, что ещё недостаточно хорош. когда встаёт вопрос о дальнейшем образовании, ни у кого не возникает и сомнений – танец. и эйдан, с его возможностями поступить практически куда угодно по всей великобритании, всё равно выбирает лидс.
ты же знаешь, что это не урок геометрии? здесь нет идеальной формулы.
забудь о школе, здесь ты не лучший.
когда ты в последний раз что-то выигрывал? 11 класс? мило.
«новая жизнь» на вкус оказывается совершенно ничем не лучше резиновой пиццы, которую эйдан греет себе на ужин в микроволновке ленивыми вечерами. должно быть, его избаловали родительской любовью, но каждый день сталкиваться лишь с препятствиями и замечаниями, вместо похвалы, трудно и быстро надоедает. одна тренировка, вторая, третья. одна неудача, затем ещё одна: и вот ты уже рискуешь уступить своё сольное выступление на первом показательном концерте от колледжа кому-то с неловкой техникой, но горящими глазами.
эйдан по-прежнему широко улыбается на фотографиях, но фотографировать его теперь некому. общается с сестрой по фейстайму и шлёт ей тупые мемы про хакеров с реддита, потому что она мечтает поступить в лондон и учиться программированию. быстро влюбляется, быстро отпускает. с завидным упрямством пытается вычислить тот элемент, что приведёт его к абсолютному успеху, но с каждым новым провалом начинает терять надежду.
LAST BUT NOT LEAST
▪ ▪ ▪ ▪ ▪
— Чёрт.
Лео упирается в Лейна всем телом и слышит слегка приглушённый грохот. Тот начинает смеяться, а у Мориа появляется несколько секунд на то, чтобы попытаться восстановить в сознании цепочку событий. Он знает, что уже во что бы то ни было не остановится: они перешли эту черту ещё в тот момент, как он позволил взять себя за руку и вывести из клуба на ночную прохладу Лидса; ещё в тот момент, как он переступил порог квартиры, насквозь пропахшей краской, лаком, глиной и Лейном. И, тем не менее, пытается понять, когда успел сдаться и проиграть в этой странной игре.
Сначала был клуб. Или бар – чёрт знает, что это за место – одно из тех мест, что Лео не переносит. Там громко гудела музыка, там воняло пролитым подкисшим пивом и подошвы ботинок неприятно липли к полу. Мориа был трезвым и выслушал по этому поводу порядка десятка идиотских шуток коллег. Глядя на результат, оно не стоило того. Знай он, что всё равно, и безо всякого алкоголя, окажется прямо в руках Блумсбери – опрокинул бы хоть несколько шотов, чтобы найти своей опрометчивости оправдание. Он не помнит, сколько времени прошло до того момента, как они оказались в одном общем круге. Они все обсуждали то ли детей, то ли собак, то ли минувшее скоропостижное лето, а Лео смотрел на Лейна и понимал, что пропадает.
После – всё как в тумане. Томный взгляд тёмных глаз, минимум неразборчивых слов, которых, впрочем, в любом количестве достаточно, чтобы увести Лео за собой, горячая ладонь против собственной ладони, и вот они уже здесь. Лейн ковыряется ключами в каждом из замков, а Лео думает о том, что всякая ненависть к себе, что появится завтра, определённо стоит того, чтобы сейчас покрыть поцелуями всё его лицо. Он приступает к задуманному, как только тот кидается к нему сам – такой горячий, такой раскалённый, будто бы можно обжечься через два слоя одежды. Лео приходится приложить все усилия, чтобы не застонать ему в губы, как последняя шлюха, когда он вдавливает ногти в кожу, но дрожи он сдержать не может всё равно. Совсем не больно прикусывает нижнюю губу, вытягивает рубашку из-под пояса брюк и лезет под неё обеими руками, касаясь ледяными пальцами горячей поясницы. Рубашка самого Лео трещит, кажется, прямо над ухом – он дёргается, очень хочет что-то сказать по этому поводу, но новая порция поцелуев выбивает из сознания все мысли.
У Лео всегда холодные руки, когда он нервничает или когда он возбуждён. Когда губы Лейна скользят по его шее, а зубы впиваются в тонкую чувствительную кожу, как всегда высоко, как всегда на самом видном месте, не возбуждаться мгновенно кажется просто невозможным.
— Господи, — он шепчет, помутневшим взглядом высматривая в скульптуре за спиной Лейна собственные черты. Таких вот (и не только вот таких, а совершенно разных) псевдо-Лео в этой квартире, должно быть, уже сотни – картины, скульптуры, фотографии, только крестиком вышивки не хватает. Однако, этот Лео ему не знаком. Это новое. И если бы не руки Лейна на его щеках, мягко направляющие взгляд с заднего плана на себя, на то, что действительно важно в этот момент, он обязательно бы это понял. Хорошо, что Блумсбери всегда отлично расставлял приоритеты. Улыбки спадают с их лиц практически мгновенно – настроение возвращается, хотя, не то чтобы оно успело куда-то пропасть.
Лео ощущает жар, что волнами расходится по всему телу: его щёки горят, его губы слегка пульсируют от поцелуев и прикосновений, которых он не испытывал слишком долго, Лейн не сдерживает себя, не жалеет сил в своих действиях, и каждая клеточка кожи, которой он касается, меняет свой цвет. Буквы больше не складываются в слова, слова в предложения. Теперь прикосновения, сопровождаемые тихими стонами и шумным дыханием – единственная и самая лучшая форма коммуникации между ними. Он скучал, он так чертовски скучал. Эти слова не будут произнесены вслух, но Лео старается сделать так, чтобы Лейн просто почувствовал это. Он движется за мужчиной следом, но ступает по чистому наитию: отлично помнит, где коридор заворачивает в спальню, и как не вписаться в косяк по пути, пускай очень давно здесь и ни был.
Эта боль, которой много, которой полнится каждое прикосновение, которая так идеально ложится поверх привычной физической, создаёт смесь эмоций, до этого момента Лео неизвестную.