TOBY IRVING // ТОБИ ИРВИНГ, 19
продавец-консультант в магазине видеоигр «eb games» (tom holland)
→ Родился, вырос и провел большую часть сознательной жизни в Торонто.
→ Тоби – левша, однако, сломав руку на хоккее в 14 лет, он понял, что может очень даже неплохо управляться и правой. Развивать эту особенность после выздоровления он, конечно, не стал.
→ Несмотря на нынешнее место работы, Тоби не особенно разбирается в видеоиграх, по прежнему предпочитая им более подвижные увлечения. Если работа все еще заставляет сверяться с новинками индустрии, то в разговоре о старых консолях он рискует опозориться.
→ Спорт всегда был спасением для Ирвинга: под предлогом пробежки или тренировки было легко смыться из дома в любое время, а участие в спортивных секциях в школе позволяло заработать неплохую репутацию и снисхождение от некоторых учителей (тем более, что команда, за которую он играл, всегда была успешной). Даже после того, как юноша покинул команду, он все равно стремился поддерживать себя в форме, время от времени навещая каток, а также посещая тренажерный зал.
→ Имеет отвратительную память на имена, отчего частенько попадает в неловкие ситуации. Особенно неудобно было в университете: хорошо, что эти имена больше ему не понадобятся.
→ Алкоголь делает Тоби громким, ужасно похожим на мать. Разве что, в отличие от нее, при максимальном градусе юноша не закатывает истерики со слезами, а лезет с кулаками.
→ Не курит, наркотики не употребляет, но и приверженцем здорового образа жизни себя не считает. Пиво и дешевый фастфуд стоят на пути к чистому организму.
→ На двадцатилетие мечтает завести собаку, но этими планами с соседями по квартире раньше времени предпочитает не делиться.
Первое воспоминание Тоби связано с семьей и домом, в котором никогда не было тихо. Отчасти, благодаря довольно громкой, и не всегда обоснованно громкой, маме; отчасти, благодаря троим активным детям. Образцово-показательное семейство: отец-юрист, мать-домохозяйка в наглаженном фартуке, два сыночка да лапочка-дочка. Семейство Ирвинг визуально воплощало самую глянцевую картинку с традиционным образом «американской мечты», однако, как это частенько случается, за красивой картинкой скрывались не слишком красивые отношения. Не то чтобы дети росли в кошмарной атмосфере постоянных лишений и домашнего насилия — не настолько все плохо — но и уютом в доме не пахло. Пахло сгоревшим яблочным пирогом, приторными духами и, временами, табачным дымом. Впрочем,
родившись в этих условиях, и других не зная, мальчонка довольно быстро к ним приспособился, вычислив на домашней территории единственного друга – старшую сестренку Лив – и стараясь сохранить нейтральный образ в глазах остальных членов семейства. Если мама просила повязать убогую бабочку, вместо нормального галстука, когда на Рождество собирались гости – проще было согласиться, чем выслушивать поток претензий. Общение с отцом ограничивалось ежедневным докладом об оценках и спортивных успехах и редкими выездами на рыбалку, которые прекратились и вовсе к тому моменту, как Тоби стукнуло тринадцать. Единственный член семьи, что вызывал у него резко отрицательные эмоции – старший брат Оливер. Резкий, скрытный, в компании таких же дружков он не гнушался тем, чтобы лишний раз посмеяться над «паинькой» младшим, пока сам был подростком; а затем и вовсе ушел в свои темные делишки настолько глубоко, что ограничивался лишь неприязненными взглядами.
Не выделяться юноша предпочитал и в школе, переняв удобную модель поведения из семейного быта. Он старался общаться одинаково приветливо со всеми, а, когда возникали конфликты, принимал нейтралитет. Таким образом, в компании самых крутых ребят он так и не оказался, но никогда не был и изгоем – Тоби всегда находился в окружении ребят из своей компании, ему всегда было с кем погонять на великах в соседнем парке или сходить в кино, когда сидеть дома было скучно.
Тоже самое касалось и непосредственно учебного процесса: чтобы избегать скандалов дома, учиться приходилось хорошо, да и давались школьные нагрузки Ирвингу довольно легко. Тем не менее, до отличного балла ему всегда чего-то не хватало – то домашнее задание не сделает, то с преподавателем отношения испортит, получив дисциплинарное взыскание – а потому, в итоге, его снова ожидала привычная позиция «середнячка».
Чуть более шатким состояние Тоби стало к последней паре лет обучения, когда, абсолютно неожиданно для него, его старшая сестра и едва ли не лучший друг, Лив, решила сбежать из родительского дома в Торонто в какой-то маленький Уотерлу, оставив его один на один с родителями. Поначалу Тоби расценивал этот шаг, как самое настоящее предательство, но быстро понял, что на месте сестры поступил бы точно так же. Он бы и поступил – наивно полагая, что девушка будет только рада увидеть его у себя на пороге новой жизни, он был готов бежать вслед, однако быстро понял, что в шестнадцать лет от этого побега проблем будет больше,
чем пользы, а потому решил строить почти что грандиозный план. Для начала, Тоби пришлось устроиться на подработку – каждые выходные, а, временами, и вечера после школы, он проводил в магазине спортивных товаров, что принадлежал его отцу, и каждая заработанная копеечка бережно откладывалась до необходимого момента. Туда же отправлялись и все излишки от карманных, полученных от родителей. Деньгами Ирвинги не сорили, но и не скупились, поэтому пару раз в месяц Тоби без угрызений совести выпрашивал больше положенного на какую-нибудь новую игру или сборник комиксов, которые так и не покупал. Единственное, чего он не учел – работа оставляла время либо на учебу, либо на друзей – чем-то было нужно жертвовать. Рисковать аттестатом Тоби не мог, поэтому к концу выпускного класса его круг общения заметно сократился. С некоторыми ребятами отношения остались нейтральными, с некоторыми испортились окончательно, а с парой человек из команды по хоккею, в которой раньше состоял, дело дошло даже до драки. На тот момент Тоби это не особо волновало: как и любой подросток, он довольно быстро увлекся своим планом, а о его последствиях не задумывался в принципе.
Он не стал возражать родителям, когда те настояли на том, чтобы он поступал в университет Британской Колумбии, который окончил в свое время отец: опять же, было проще не привлекать внимания. Сам же параллельно отправил все необходимые документы в университет Уотерлу, заранее предвкушая успех. Самой сложной частью было перехватить письмо из общего почтового ящика быстрее, чем оно попадется на глаза родителей, однако с этой задачей Тоби справился, и, наконец получив письмо со словами о принятии, оказался прямо на пороге самого серьезного, пока что, решения в своей жизни. Все трудности окупились, оставалась последняя часть – сделать так, чтобы ни отец, ни мать не заподозрили ничего в его желании «навестить сестру» перед отъездом в университетский городок. Лив, будто чувствуя, и сама преподнесла повод – не выходила на связь удивительно долго, чем заставляла волноваться. Противостоять упорным просьбам сына Ирвинги не смогли: его снабдили деньгами на дорогу и проживание (не зная о его накоплениях, что только сыграло ему на руку), тысячей нравоучений, которые он был обязан передать сестре, и главным наказом – вернуться не позднее, чем через неделю. У самого Тоби не было другого выхода, кроме как снова попытаться связаться с сестрой и предупредить ее о своем приезде во всех соцсетях и мессенджерах, и надеяться на то, что она откликнется, и ему не придется расхаживать по незнакомому городку с дорожной сумкой наперевес, и искать ее по имени. С того самого момента, как 14 июля 2016 года он покинул родной Торонто, там он больше и не появлялся.
Сестра обнаружилась в целости и сохранности, и при встрече с ней у Тоби будто свалился с души тяжелый камень – за последние несколько лет он не чувствовал себя счастливее и спокойнее ни разу. О своем плане остаться в Уотерлу, о поступлении в университет со специальной стипендии, о накоплениях, которых хватит на первые пару месяцев, прежде чем он будет в состоянии найти себе работу на новом месте – обо всем этом он поделился с Лив в первый же день. Потом, с меньшим воодушевлением, тоже самое поведал по телефону отцу, а затем и матери, которая вырвала трубку в середине разговора в своей привычной манере. Неизвестно, что раздражало их больше: побег из семьи второго «неблагодарного» ребенка, или тот факт, что упустили они все его махинации по собственной невнимательности, и обвинять еще кого-то в этом не могли. И только потом, спустя пару недель знакомства с Уотерлу, которых хватило для полного осознания содеянного, Тоби начало казаться, что он взял на себя слишком много. Обратного же пути домой, в Торонто, не было, а перспектив жизни в городке с населением меньше сотни тысяч человек он обнаружить не мог.
Огромные надежды Тоби возлагал на обучение в университете, о котором, несмотря на размеры городка, прочел довольно много хороших отзывов в сети. Ему удалось поступить на специальность «экономика», а бонусом к обещанной активной студенческой жизни и вагону знаний полагалась комната в местном общежитии, что временно решало вопрос с жильем. Первое время учиться действительно было интересно, но интерес скорее вызывала университетская система, чем преподаваемые дисциплины. Сидеть на лекциях, подпирая голову рукой, чтобы не уснуть окончательно, юноше разонравилось уже к ноябрю. Отношения с соседом по комнате испортились и того раньше. Кроме того, в октябре ему удалось пристроиться продавцом в магазин видеоигр на условия частичной занятости, так что понемногу себя начинала повторять школьная ситуация, только вместо работы во имя исполнения сакрального плана, теперь работать приходилось во имя банального выживания. Просить денег у родителей – увольте. У Лив? Как будто у нее самой их достаточно, чтобы кормить великовозрастного иждивенца. Решение покинуть (отложить (покинуть)) учебу зрело довольно долго: только к летним экзаменам Тоби окончательно сдался под напором соблазнительных мыслей об отчислении. Общежития он лишился, зато переехал в комнату в квартире с университетскими знакомыми. Лекций и семинаров по, прости Господи, всяческим микро- и макро- экономикам –
тоже. Им взамен пришли работа в максимально возможное количество смен и подработки на стороне.
Не то чтобы «взрослая» жизнь такого формата Тоби по вкусу, не то чтобы это – предел его мечтаний. Проблема в том, что понять, чего хочется на самом деле, сейчас довольно сложно, так что пока что он старается плыть по течению, цепляться за возможности сделать свою жизнь немного интереснее и лучше, наполнять ее новыми знакомствами и занятиями. Теми, естественно, на которые хватит денег.
Ещё немного. Ещё немного.
Ещё полгода назад её рука дрожала бы и безо всякого отягощения спустя пару часов подобных тренировок. Теперь — лучше. Теперь она способна выдержать около часа этой игры в стойких оловянных солдатиков, не проронив не звука, не дрогнув ни на миллиметр. Был ли в этом упражнении смысл? Этот вопрос перестал заботить Маккейн после первых же тренировок: адекватного ответа на него, как и на многие другие волнующие вопросы, получить всё равно бы не вышло, а лишняя болтовня только раздражала тех, кто уже давно должны были стать ей командой, но пока что только раздражали и стремились унизить. Неприятная мысль, буквально одна из разряда «это не закончится никогда», и по руке проходит судорога, заставляя громко засопеть и плотно сжать челюсти. Запястье дрожит, и пистолет в руке позорно трясётся, что не может не привлечь внимание Форсберга. Ублюдка Форсберга, что спокоен и неподвижен, словно грёбаная статуя. В самом начале Кэрри предпочитала игнорировать любые выпады в свою сторону, но это не помогло - издёвки продолжались. Теперь же стало очевидным то, что куда приятнее ответить: всё останется на своих местах, но держать в себе всю желчь не придётся. Да и приятнее становится, теплее на душе, когда видишь хотя бы секундное замешательство на лицах этих «крутых парней», стоит только им ответить, а не уйти униженной и оскорблённой. Впрочем, сейчас она продолжает молчать. Киран, с зарядом (тибериума, желательно, чтобы наверняка) в животе, ещё обязательно придёт к ней в самых прекрасных снах, но отвлекаться сейчас она не станет. Любое, даже малейшее движение провоцирует боль в руках. Любое, даже малейшее слово может спровоцировать её послать фантома куда подальше, психануть и уйти.
Ни за что.Голос Валькотта, холодный и серьёзный, слегка искажённый динамиками, становится спасительным. Это не значит, к сожалению, что оружие можно опустить – это значит, что можно стрелять, и позволить выстрелам заглушить все неприятные мысли, что продолжают вертеться в голове. Фантомы, по изначальной задумке, должны были стать отрядом беспринципных и совершенно идеальных солдат. У фантомов не должно быть плохого настроения, плохих дней, плохого самочувствия. У фантомов есть только безграничный доступ к оружию, ресурсам Итана, и они сами. Кэролайн не должна нервно оборачиваться каждый раз, когда кто-то из отряда оказывается позади неё, не должна ожидать удара в спину, вместо протянутой руки помощи, однако, на практике, всё происходит именно так. С этими мыслями она стреляет, сосредоточенно и не слишком спешно. Она не видит смысла в излишней скорости на тренировке, когда есть шанс отточить точность. Форсберг может сколько угодно припоминать любой из её промахов, а их было не мало, может даже насмехаться — вот только хорошо смеётся тот, кто смеётся последним.
— Да, лучше бы я тогда попала не в стену, а тебе в горло, — внимательно прицеливаясь и продолжая выжидать момент, она процедила это сквозь зубы, даже не собираясь оборачиваться на голос, — Может, перестал бы болтать, когда не просят.
Ни одного промаха из восьми, но вместе с тем и не одного попадания в голову. Плечи, шея, живот. Далеко не каждый выстрел стал бы смертельным, будь её мишенью живой человек со стандартным набором органов, но каждый принёс бы жертве массу неприятных ощущений. В отличие от Кирана, свой пистолет девушка опускает плавно и спокойно. Оборачивается на него, приподнимает бровь: многочасовые тренировки на терпение явно так ничему его и не научили.Путь к комнате, где ждал их командир, не занял много времени: светлый и холодный коридор, что простирался широкой тропой вокруг всего здания штаба, не давал запутаться в направлении. Всего один резкий поворот направо, и они оба оказываются на назначенном месте. Валькотт недоволен, но не зол. Вспомнить момент, когда его лицо не искажала гримаса недовольства или слегка сумасшедшего наслаждения от собственной жестокости, Кэролайн не может, равно как и представить мужчину искренне улыбающимся. Одному богу известно, через что тот прошёл, и что сделало его таким моральным уродом, но в своём деле он – мастер. Говорит чётко, громко и по делу. Переговаривается с ним Киран, а Кэролайн лишь молча изучает все материалы, что оказываются в их распоряжении. Пленный вигилант – ситуация рядовая, и просто так фантомов не послали бы за ним. Должно быть, лицо важное. Должно быть, крутая шишка из тех, что необходимы Итану не меньше их самих.
Все эти операции, что были рассчитаны скорее на отлаженные действия, пунктуальность и слепую исполнительность, наводили на девушку тоску, однако выбирать не приходилось. Перехват - не самое сложное, что ей ещё предстоит проделать. Конечно, особой хитрости ждать не следовало, да и фантазии дать разгуляться не вышло бы тоже, но сделать это было нужно. Это приказ, и если раньше все приказы самой себе отдавала сама Маккейн, то теперь оставалось лишь только смириться с чужой главенствующей позицией. Будь у фантомов своя пищевая цепь, она бы оказалась её самым первым звеном.
И радовало только то, что Форсберг и Хазе стояли бы лишь на ступень выше её самой и послужили бы отличной закуской под пиво тому же Валькотту.— Такой большой мальчик, а так всё плохо с самоконтролем, — за трагедией Кирана с часами Кэролайн наблюдала с холодной ухмылкой, прислонившись к стене лифта и скрестив руки на груди. Теми редкими моментами, в которых можно было прочувствовать собственное превосходство, она предпочитала не разбрасываться: не каждый же день, в конце-концов, удаётся увидеть то, как фантом ругается на собственные часы, — Двадцать сорок одна. И, да, кому бы говорить о чувстве такта. Тебе, с таким-то тоном, ни один адекватный человек не дал бы даже на шаг к себе приблизиться, не то что отравить.
Говорить об уважительном отношении к тому, чем раньше занималась Кэролайн не приходилось. Да и сама она не слишком-то гордилась своими заслугами: будь мошенница хоть каплю проворнее и умнее в те годы, она не совершила бы той мелочи, что чуть не отправила её за решётку за преднамеренное убийство. Теперь приходилось расплачиваться за собственную глупость. И плата подобного рода её устраивала куда больше, чем плата собственной свободой. Другой вопрос лишь в том, что с приобретением боевого опыта, она сможет составить здоровую конкуренцию любому из отряда, и то, что её недооценивают сейчас, ещё обязательно аукнется каждому из них в будущем.В оружейной стояла кромешная тьма. На выключатель девушке пришлось с силой нажать несколько раз, прежде чем свет действительно наполнил комнату, освещая всё то добро, к которому у фантомов, согласно особому статусу подразделения, был доступ. Покосившись на Кирана, и будучи совершенно уверенной в том, что любая проблема с электричеством в этом здании - его рук дело, Маккейн пропустила его вперёд. К собственному стыду, её познания в оружии до сих пор были весьма и весьма ограниченными. В штабе вигилантов, по обыкновению, искателям не доставалось много хорошего - лучшее вооружение уходило боевой группе да партизанам, а здесь, несмотря на огромное количество изматывающих во всех отношениях тренировок, никто не потрудился провести с ней хотя бы одно полноценное занятие по оружию, так что приходилось навёрстывать упущенное самой. Зачастую, методом слепой пробы. Зачастую, не слишком удачно.
— Ну, чего встал? Командуй парадом, раздавай указания, почувствуй себя крутым: всё, как ты любишь, — в данной ситуации Форсберг действительно обладал полным контролем над ситуацией, и Кэрри в кои-то веки даже не собиралась пререкаться. Она терпеть не могла излишние понты, но, когда дело доходило до того, в чём она действительно была не слишком хороша, было правильнее отступить. Единственное, что она точно собиралась прихватить: любимый боевой ножик, что слишком полюбился ей в последнюю пару операций. Шансы на близкий бой были не так уж и высоки, однако нож не занимал много места в ножнах, так что отказать себе в маленькой девичьей слабости она просто не могла.
И пусть только попробует высказаться.
