Мы живем в двадцать первом веке. Во времена селфи, фэйсбука и порно по скайпу. Мы тщетно пытаемся привлечь к себе внимание, и думаем, как прожить эту жизнь лучше. Даже не пытаемся. Просто думаем. Сидя на унитазе или по дороге на учебу, работу и прочую хуйню, от которой тошнит и каждый раз хочется вывернуть себя наизнанку, чтобы этого избежать. Повседневное блядство. Какая в пизду мораль?! Всю сознательную жизнь мне хотелось свободы, ее я получил, разосравшись с матерью. Она после смерти отца, нашла себе нового мужика, и ей как-то уже стало не до меня. Потом достаточно вырос — деньги понадобились — и тут в ущерб нервам с цинизмом жил по принципу «что хочу — то ворочу», тогда казалось заебцовым это, но… Хотел свободы — получил сполна, и что дальше? Что с ней делать? Нахуй она нужна? Что я кому доказал? Дошло до того, что в свои двадцать с небольшим лет мне уже были скучны веселые пьянки и компании… Ну что интересного? В сотый раз торчать на чьей-то хате, пить водку и поёбывать очередную потаскушку? И что дальше? Неинтересно уже как-то… Цените духовные ценности, это важно.

По началу, мне казалось, что быть ублюдком заебись: тебе похуй на всех и на их проблемы, тебя не ебёт все, что происходит дальше твоего внутреннего мира, ты ни от кого не зависишь, кроме самого себя, все личные проблемы решаешь сам, в отличии от остального стада с межушным ганглием в черепной урне. В конце концов это прошло, и сейчас я практически всегда добрый и позитивный, не просто улыбающийся как раньше, а внутри себя доволен собой… Я ещё больше повзрослел и изменился, чему рад. Не так давно я для себя решил, что хочу делать. Вы тоже сможете, однажды… Я в это верю. В последнее время, я живу только, чтобы нести протест против общества, власти, человеческой тупости, злобы и консервативности, чтобы стать во главе авангарда, альтернативы. Это не сложно. Быть умным во многих социальных слоях стало стыдно и невыгодно. Не считают нужным. Мелкие дурачки в погоне за значимостью… Они дружат со всеми. Те, кто со всеми дружат - ни с кем не дружат. Часто слышу грязь, мне нравится, серьезно. Дело просто в том, что от уважения многих парнокопытных толку меньше, чем от грязи. Обсирают всегда активнее. Проверено. Это мне выгоднее. Пусть на говно исходят и кипят злобно. Это принцип: не надо дружить со всеми, надо чтоб все хотели дружить с тобой, а ты слал всех нахуй и сам выбирал с кем ты коннектишь. Человек без принципов перестает им быть. Перестает существовать. Он просто поддерживает миф о себе, пока он не испарится. Вопрос лишь времени. Ты становишься все прозрачнее и в итоге становишься неинтересным. Никогда не надо подстраиваться под симпатии и предпочтения стада, будьте личностями. И не теряйте своё эго.

Я ненавижу очень много вещей в мире.

Хотите знать, что произошло в этот день? Организовывая массовые протесты, невольно привлекаешь к себе значимое внимание, в том числе и со стороны государства. Они в свою очередь подключают полицию, которая со своей стороны обязана прекратить это экстремистское, на их взгляд, мероприятие, разогнать людей, а самых неподдающихся — избить резиновым хуем (которые они выдают за дубинку), скрутить, повязать, нацепить наручники, затолкать в фургон и отвезти в участок. В этот день, примерно так всё и было. Не очень хорошо помню всех деталей, так как мне заехали пару раз по голове с большой силой. Не было страха, все произошло слишком быстро. Помню запах едкого дыма, этот раздражающий дым проникал так глубоко в лёгкие, что невозможно было дышать. Во всяком случае, так показалось мне. А кровь всё еще хлестала из головы, как вода из опрокинутой бутылки. Я стоял на том самом месте, пытаясь ухватиться за свою реальность, но она отбрасывала меня еще дальше, загоняла еще глубже, еще дальше. Я хотел что-то сделать, я знал, что нельзя вот так вот стоять на месте, как мраморная статуя. Но я не мог. И сколько бы вас ни расхваливали родители, которые скорее всего вас не хотели, сколько бы учителя ни твердили вам, что вы очень талантливый и способный ученик, и пусть вы прочли несколько сотен отличных книг, пусть написали сто великолепных рассказов, но когда приходит время действовать — вы бесполезные груды костей, не способные ни на что.

Когда меня везли в полицейский участок — я даже не сопротивлялся. Не было ни сил, ни желания, ни смысла. Я о чём-то сосредоточено думал в тот самый момент, будто от этого зависела жизнь всего рода человеческого. Но знаете, больше всего, в этот самый злополучный момент, мне чертовски хотелось курить. До такой степени, что я готов был схлопотать пулю в лоб, ради пары-тройки глубоких затяжек. Но так и не решился.

На самом деле, я успел побывать во многих обезьянниках, поэтому правила поведения в таких местах изучил досконально, на личном опыте, как говорится: сиди тихо, не выёбывайся, с другими участниками не общайся, а лучше, вообще, никак не контактируй, и видит Бог, скоро тебя отпустят. Проще простого, не правда ли? Но всё пошло по пизде, именно в тот момент, когда некая милочка попыталась привлечь мое внимание к себе. У меня нюх на сложных и интересных людей. Может быть это потому, что сам очень многослойный персонаж, может интуиция, хуй знает… Но это так.
— Мамы учат не связываться с такими как я и держаться от них подальше. — Немного двигаюсь в сторону, тем самым уступив ей достаточно места, чтобы она могла сесть рядом. При всем моем ублюдском характере, эгоизме, высокой самооценке и желанию цинично поебывать в роток весь окружающий мир — я умею быть благодарным. Смотрю со стороны и фанатею. Первая мысль: она слишком хороша для проститутки. Вторая мысль: так какого хуя она здесь забыла? — Ты какими судьбами здесь оказалась? — Мне неинтересно сунуть свой нос во все подробности и узнать побольше.

Мы проживаем всего одну короткую и бессмысленную жизнь, а мириады других наших жизней остаются на свалке. Мы могли быть кем угодно. Мужчинами или женщинами. Докторами или пациентами. Продавцами или покупателями. Убийцами или жертвами. Мы видим в зеркале человека, у которого могла быть другая причёска, на щеке мог быть шрам, уши могли быть не проколоты или наоборот, под глазами не было бы синяков… Мы видим в зеркале человека, который мог прожить другую жизнь. Каждый день нам приходится принимать какой-либо выбор. Чаще незначительный. Купить одну бутылку хугардена или две? Принять душ до работы или после? Но потом всё это складывается в одну прямую и примитивную дорогу. Почему нельзя прожить все те жизни, которые остались на свалке? Почему можно принять лишь одно решение? Почему нельзя двигаться одновременно по множеству сценариев? Слишком заёбисто, да?

Вот ирония. Мы пытаемся быть художниками, но становимся клерками. Мы пытаемся научить детей здоровому образу жизни, но сами садимся на ширево или бухло. Мы хотим найти любовь, но трахаем безразличных нам блядей, которые потом залетают и рожают уродливых дегенератов, портящих нам жизнь. Мы пытаемся поселиться в иллюзиях, но позволяем реальности иметь нас ежесекундно, куда ей захочется без каких-либо средств предохранения. Мы рабы самих себя.

В моей жизни раньше всё было просто. Когда я об этом даже не задумывался.

Сон. Трапеза. Испражнение. Транспорт. Люди на улицах. Дождь. Солнце. Ветер. Взгляды. Мысли. Уличные животные. Машины. Светофоры. Фонарные столбы. Магазины. Деревья. Цветы. Театр. Дети. Кустарники. Памятники. Сады. Большие часы. Дом. Ковёр. Обои. Ванна. Туалет. Кухня. Холодильник. Телевизор. Стол. Комната. Шкаф. Кровать. Окна. Трапеза. Испражнение. Сон…

Потом появилась любовь, появилось творчество, появилась мечта, появился смысл жизни и много других хрупких, но приятных вещей, которые смыло серой волной океана безысходности. А потом… потом всё гораздо лучше… Чернота. Пустота. Тишина. И… Алкоголь. Всё. Никаких амбиций, никаких стремлений, никаких желаний, ничего святого. Ничего вечного. Спасительная тюрьма. И я пытался выбраться из неё каждый день.

У всего человечества есть иллюзия выбора. У нас есть куча разных сортов сыра и колбасы. У нас бесконечное множество фирм, производящих трусы. У нас есть туалетная бумага самых разных расцветок. Но выбор, кем нам быть делают за нас. Родители. Друзья. Правительство. Общество. Религия. СМИ. Мода. Не важно.

Мне повезло. Я смог сделать собственный выбор.

Всю свою жизнь я ненавидел людей, о которых писали в газетах, о которых говорили по радио, которых показывали по телевизору, о которых говорили на улице… Я ненавидел тех, вокруг кого все крутились. Люди слетались как мухи на говно и начинали оглушительно жужжать.

Но я всегда мечтал стать таким человеком.

Я хотел выступить главным на демонстрациях против Трампа так, чтобы крысы из СМИ слетались на меня, как на гнилое мясо и рвали на куски своими материалами. А в итоге я сижу за решёткой, среди всей этой вонючей кучи. Не считая её…
Всё что я мог о ней сказать, это только то, что она… красивая. По-настоящему красивая. Я не из тех фальшивых поэтов, которые считают, что красоту можно выразить никчёмными словами, понапичкав в текст убогих эпитетов и метафор. Нет, я не из тех. Красоту описать невозможно. Поэтому… Я просто говорю, что она была красивой. И это странно. Мир вокруг был похож на какую-то сюрреалистическую картину истинного уродства, которое тоже тяжеловато описать словами. Меня окружало дерьмо, я сидел в дерьме, я дышал дерьмом, я и сам был дерьмом, в принципе, а она… Отличалась. Вот и всё.
Именно поэтому я подвинулся. Мне стало интересно. Любопытно. Я смотрел на неё, а она смотрела на меня. И мне это казалось забавным. Одежда на мне была грязной, в пятнах уже засохшей крови и порванной. Выглядел я так, словно буквально минут пять назад вылез из помойки, в которой проспал всю ночь, а она… Просто… Блять… Подождите. Хочу сказать, что на самом деле, красота никогда меня не волновала. В некоторой степени я её даже ненавидел. Красота – это первый признак фальши. Под красивой обложкой обычно прячется дерьмовый роман. Красота всю жизнь избегала меня, а я ей просто подыгрывал, избегая в ответ. Взаимное игнорирование, скажем так. Кстати, отличный подход.

Тогда у меня в голове возник лишь один вопрос.  «Что за херню она несёт?». – Сочту это за комплимент. - Она показалась мне чокнутой, и это решило всё. Она заинтересовала меня, но почему это случилось, я объяснить не мог. Нет, мне не хотелось ей присунуть. Меня интересовала её жизнь. Меня интересовал её взгляд на мир, на людей. Чушь полнейшая, но так и было. - Ты что хипстер, да? - Она улыбнулась. Снова. -   Прискорбно. Лучше бы ты оказалась проституткой… – Впервые за разговор усмехнулся я. - Не, не подрался, проклятые мусора постарались сделать меня более красивым, чем я есть на самом деле. - В этот самый момент, по решётке постучал жирный усатый ублюдок, который следил за порядком, и выпускал убогие шуточки в адрес всех, кто находился по другую сторону. Самоутверждался таким образом. Жалкий кусок дерьма. Мне резко захотелось вскочить с места, вцепиться в эту гребаную решетку и харкнуть ему в лицо, но тогда бы наш разговор с Амандой, скорее всего закончился. А мне этого не хотелось. Чертовски не хотелось. - В более ебануто-романтичной обстановке, я ещё не знакомился, если честно. Данник. - Думаю, она меня поняла. Я стал говорить тише, почти что шепотом, чтобы в очередной раз не спровоцировать жирного ублюдка. А провоцировать я люблю. – Чтобы нам не пришлось тупо и скучно продрочить здесь всю ночь, предлагаю поговорить о Боге. - Я посмотрел на неё с довольно серьёзной миной, чтобы она не поняла, что я просто шучу. Хотя, если честно, я желал поговорить с ней, о чем годно. Будь то Бог, сексуальные отношения, любимые книги, города, может даже вселенные… или сколько раз за день она ходит в туалет, например. - Опиши самый счастливый день в твоей жизни. - Первое, что пришло на ум, после Иисуса Христа, разумеется.

Внезапно вся серость и убогость, сменяется на насыщенно-яркие цвета, поражающие разнообразием и контрастом. В один момент возникает ощущение, что сознание вырвалось из бренной оболочки и пропало само понимание времени, так досаждающее нам вокруг. Меня сопровождали чувства бэд-трипа, как ни странно. Я смотрел на Аманду и улыбался. Мне нравилось слушать её голос, такой нежный, что по телу пробежали мурашки. Эти маленькие радости не сводят с ума твой мозг, не насилуют душу и не толкают в яму с грязными прожорливыми змеями, обвивающими тело и выедающими глаза. Сердце билось довольно быстро, но лишь от того, что я боялся, что эта картина пропадёт. Что в любой момент её могут попросить убраться отсюда, и, что я её больше никогда не увижу.

Удивлюсь ли я, если она скажет, что самый лучший день в её жизни связан с Богом? Не, нисколечко.

Иисус Христос выбрал удачный пиарный ход для достижения задуманного. Этот парень сперва хотел стать самым популярным, а потом через смерть и унижение привести гниющие человечество в Рай. Лучший способ – заставить людей тебя казнить, заставить их выплеснуть на тебе всю злость. Иисус хотел страдать. Иисус хотел умереть. Иисус профессиональный шоумен. Его передача побила все телевизионные рейтинги. Он стал самым популярным. Люди пытались ему подражать. Все о нём говорили и говорят до сих пор. Он подарил людям осознание того, что достичь счастья можно лишь муками. Люди научились страдать и обманываться благодаря Иисусу. Он чувствовал себя лучше, когда порочные гондоны кидали в его сторону проклятия, когда они прибивали его к кресту, когда насаживали на голову терновый венок, когда заставляли тащить крест на собственной спине, когда били и унижали. Он не переживал, потому что знал – никто и никогда за всю историю мира не сможет превзойти его в популярности.
– Ты никогда не задумывалась, что Иисус специально хотел умереть? Хотел, чтобы его убили, потому что насильственная смерть только увеличит его популярность и телевизионные рейтинги. Иисус стремился к совершенству. Совершенства можно добиться, лишь утратив всё, искупавшись в собственной крови. Мудак был настоящим гением. Шарил в бизнесе. Привет. Я Иисус. Мне нужна твоя смерть. Как дела?… – Она удивлённо смотрела на меня, не понимая, что происходит. Я улыбался, глядел ей в глаза и ждал, когда она рассмеётся. И она рассмеялась… Я засмеялся ещё громче, но спящему бомжу это не понравилось. Он хотел было что-то вякнуть, но я уже более менее успокоился, и о чём-то задумался…

Блять.

Знаете, раньше у меня было странное хобби. Странное, но прекрасное. Большинство хобби требуют больших денежных затрат. Я же не потратил ни копейки. Да и делать мне собственно ничего не приходилось. Я просто представлял… горе. Я представлял, как все будут жалеть меня, когда умрёт моя мать и любимая собака, а я останусь совсем один. Все будут крутиться вокруг, делая вид, что хотят помочь, а мне будет просто-напросто наплевать. Я отделюсь от мира реальности и навеки погружусь в себя, в свои страдания. Я представлял, как будут убиваться мои друзья, когда узнают, что я смертельно болен и мне осталось буквально несколько недель. Жизнь превратится в убогий трагический спектакль, в центре которого на хрупком троне очищающих страдания буду восседать я. Представлял, как все эти люди сойдут с ума, если я умру. Причём, чем страшнее смерть, тем больше их страдания, тем больше я радуюсь всему происходящему. Да, я любил представлять, что всё ужасно, что моя жизнь кромешный ад, что смерть пытается меня изнасиловать… Так легче, знаете ли. Когда перед твоими глазами сотни ужасающих сценариев, реальность начинает казаться не такой уж и хреновой. Люди обожают жить в страхе. Люди обожают представлять собственные страдания и страдания окружающих. Людям нравится, когда катастрофа уже у их порога. Это позволяет наслаждаться сегодняшним днём. Позволяет не обращать внимание на бытовой негатив. Но никто не способен постоянно так жить.

Чем больше грязи, тем краше жизнь. Грёбаный парадокс.

Поэтому, мне, если честно, тоже было бы трудно ответить на вопрос: «Какой самый счастливый день в твоей жизни?». Я даже не знаю, что такое счастье. Раньше знал, но теперь… Теперь для меня это слишком громкое и пафосное слово, а значение подобных слов стало для меня… загадочным, что ли. Дерьмо, да я с удовольствием и лёгкостью описал бы Аманде самый отвратительный день в своей жизни, потому что это будет привычнее. Я привык сталкиваться со всяким дерьмом, а потом рассказывать об этом дерьме. Это мерзко, низменно, цинично и грязно. Хотя, знаете, не думаю, что я смог бы теперь справиться с чем-то… «хорошим». А счастье… Не знаю, что это. Почему так? Мы почти мгновенно забываем то, что сделало нас счастливыми, но никогда не забудем то, что разрушило нам жизнь.

– Дурь… серьёзно?! Так ты ещё и наркоманка… – Я тяжело вздохнул, прикрывая рот рукой. Не, конечно, я так не думал, просто мне нравилось с ней дурачиться. Чёрт! Аманда только что напомнила мне, о непреодолимом желании покурить, и я машинально прикусил губу. – Хорошо хоть совершеннолетняя!– Мы немного посмеялись, но продолжали таращиться друг на друга. Мне казалось, что она будто наивный маленький ребёнок, выброшенный в мир взрослых и страдающая от этого. – Ни вчера. Ни завтра. Сегодня! Сегодня – идеальный день. Сделай его прекрасным или просри. Но сделай это сегодня, потому что завтра будет другой день, и ты будешь другой. – Это прозвучало как-то воодушевляюще что ли, и я улыбнулся… снова. Мне бы хотелось, чтобы у неё каждый день был лучшим.
– Куда ты первом делом направишься, как только выйдешь отсюда? Тебя будут встречать или тебя кто-нибудь ждёт? О тебе думают?… – Я даже не планировал ничего говорить. Вопросы сами сорвались с языка. Как бы сопливо это не звучало, но это, действительно, волновало меня в той или иной степени.